— Внимание россиян сейчас приковано к на Донбассе. Многие западные политики пытаются выразить свои сомнения по поводу геноцида, учиненного карателями на территориях теперь признанных Россией ЛНР и ДНР. И не только следователи, но и правозащитники должны доносить до мирового общественного мнения нам всем известные факты преступлений, в том числе гибель 130 детей на Донбассе.
Татьяна Москалькова: Да, речь идет именно о геноциде по отношению к мирному населению Донбасса. И я лично не раз обращалась к Верховному комиссару ООН и Верховному комиссару Совета Европы по правам человека по поводу систематических нарушений прав человека на территориях республик. Приводила в пример факты массового нарушения права людей говорить и учиться на родном русском языке, права жить под мирным небом, права на получение социальных пособий малоимущих и пенсионеров, права на получение зарплаты и пенсий из Киева. Но наш голос не услышан до сих пор. Как это назвать? Как квалифицировать с правовой точки зрения?
Сейчас мы стараемся плотно работать с международным Красным Крестом. Просили помочь людям, получившим ранения, дома которых были разрушены в результате обстрелов в ЛНР и ДНР. Практически всегда получали отклик и готовность протянуть руку помощи.
Сергей Зюзин, собкор «РГ», Алтайский край, Барнаул: Спасибо вам за поддержку, которую вы оказали нам в борьбе за доступ к чистой воде жителей поселка Сибирская долина. В поселке живут свыше трех тысяч человек, из них более 800 — дети, чистую воду обещают дать только в конце 2023 года. Губернатор на «Прямой линии» посоветовал пока пить бутилированную воду, мол, это мировая практика. Жители Сибирской долины просят вас не оставлять их в борьбе за чистую воду?
Татьяна Москалькова: Ни в коем случае не оставлю. Не могу не сказать добрые слова о смелом мальчике Максиме Ломакине, который нашел в себе гражданское мужество заострить вопрос о чистой воде для поселка Сибирская долина. Удивительно, что это вызвало отрицательную реакцию со стороны местной власти и парень был привлечен к административной ответственности «за нарушение ковидных правил». Как, впрочем, и организатор пикета. Прокуратура Алтайского края не оставила этот факт без внимания. Постановления об административной ответственности в отношении Максима Ломакина и женщины — организатора акции отменены. В ответе прокурора Алтайского края на мой запрос сообщается, что не в конце 2023-го, а уже в этом году будут заменены скважины и пройдут работы по водонапорной башне. Выданы предписания Роспотребнадзора об устранении нарушений двум организациям — «Водснаб» и «Агидель» — в 2022 году. А пока, как мне сообщил прокурор Алтайского края Герман Антон Андреевич, решается вопрос с подвозом чистой воды. Я с ним на связи. Будем следить, чтобы обозначенные сроки были соблюдены и меры по обеспечению людей чистой водой были выполнены. Надеюсь, что и губернатор сделает все возможное для того, чтобы решить проблему.
— Скоро вы представите президенту ежегодный доклад о соблюдении прав человека. Каждый год приносит свои испытания: в начале пандемии надо было эвакуировать соотечественников из-за рубежа, годом раньше возвращать из тюрьмы Кирилла Вышинского и Марию Бутину. Какие были главными в 2021 году?
Татьяна Москалькова: Сразу хочу оговориться, что никакие, так сказать, достижения невозможны без тесного конструктивного взаимодействия с органами власти. В данном случае МИД. В прошлом году к нам обратился омбудсмен Казахстана с просьбой помочь пересечь закрытую границу более чем ста фурам. И мы разрешили эту проблему с нашими органами власти. А когда на российско-азербайджанской границе более 400 граждан Азербайджана не могли попасть к себе на родину, а среди них были дети, инвалиды и 7 гробов ( люди хотели похоронить своих близких на родине), я обратилась к омбудсмену Азербайджана. А она, в свою очередь, к президенту, границу на несколько часов открыли, и люди попали к себе домой.
Сейчас, хоть и заканчивается второй год пандемии, ситуация не намного легче. Единственное: мы к ней адаптировались. Хотя 20 процентов звонков на нашу горячую линию (каждый день — от 50 до 100 звонков) связаны с лекарственным обеспечением, размещением в больницах, с вопросами свободы передвижения, качеством скорой помощи. Мы стараемся решать эти вопросы во взаимодействии и с минздравом, и органами власти, иногда с прокуратурой — и такая синергия дает возможность помогать людям.
— Закону об Уполномоченном по правам человека недавно исполняется 25 лет. У вас, пятого по счету омбудсмена, репутация человека, умеющего не только защищать людей, но и менять законы: за 6 лет изменено 62 нормативно-правовых акта, из них 45 — федеральных законов. Недавно вы сказали, что сейчас дело уже не в количестве законов, а в их качестве.
Татьяна Москалькова: Законы меняет законодатель. Но у нас тоже есть инструментарий, дающий возможность участвовать в правотворческом процессе. Закон, это стержень, основа общества. И важно, чтобы он был написан простым и понятным языком, чтобы в нем было меньше бланкетных норм и наукообразных терминов, расплывчатых и двусмысленных норм.
Уполномоченный по правам человека не является субъектом законодательной инициативы, но значительная часть наших инициатив о внесении изменений и дополнений действующих законов депутатами и сенаторами воспринимаются. За что им хочется сказать особые слова благодарности. Мы формулируем законодательные предложения на основе глубокого анализа обращений, которые к нам приходят, внимательно прислушиваемся к запросу общества.
Одно время, например, было много обращений, связанных с переводом осужденных отбывать наказание ближе к месту жительства их родных и близких. Вместе с тем законом не предусматривались эти обстоятельства в качестве основания для перевода осужденных в другую колонию. Невозможно было читать без слез письма матерей, детей, сестер. Проанализировав жалобы, я обратилась к президенту с просьбой о возможности принять закон о праве перевода осужденного ближе к месту проживания его родных. Он поддержал это предложение, и в настоящее время закон принят и работает. Мы внесли также пакет важных поправок в закон о реновации, который был воспринят законодателем. При нашем участии принят закон о реестре коренных малочисленных народов. Можно привести много и других примеров.
Ольга Кондрева, собкор «РГ», Казань: Наибольшее количество обращений, поступивших в адрес Уполномоченного по правам человека в Татарстане в 2021 году, было связано с соблюдением прав в сфере охраны здоровья и, в частности, обеспечения лекарствами. Количество тех, кто выбирает соцпакет, сокращается ( по данным местных экспертов, осталось уже менее четверти), а значит, уменьшается и объем средств на льготное обеспечение лекарствами. И люди не могут в полном объеме получить полагающиеся им препараты.
Татьяна Москалькова: Сегодня государство предоставило человеку возможность выбрать, получить ли ему лекарство или деньги на его покупку. На практике чаще получают деньги, но используют их не всегда на свое здоровье, а, например, для того, чтобы помочь своим близким. Мы вместе с экспертами не раз обсуждали это и, скажу честно, не пришли к какому-то выводу. Если жестко настоять на том, чтобы человек обеспечивался только лекарствами в натуральной форме, а не денежным эквивалентом, это может породить недовольство, у людей много вопросов к 44-му закону о закупке лекарств. Сейчас мы проводим опросы, советуемся с экспертами, с минздравом. Если мы все-таки откажемся от денежного эквивалента, то, возможно, придется изменить регулирование закупок и, может быть, ввести такое понятие, как «лекарственное страхование». Но это все требует серьезной переработки нормативно-правовой базы.
А вообще, рост поступающих в мой адрес обращений о защите права на охрану здоровья и медицинскую помощь, результаты опросов общественного мнения подтверждают, что эти вопросы сегодня для человека на первом месте. Качество здравоохранения, дорогие лекарства, большая удаленность от поликлиник и больниц в некоторых регионах. Вот что волнует людей больше всего. Мы видим серьезную работу государства в этом направлении, но проблем остается еще очень много. В том числе и в первую очередь связанных с ковидной ситуацией. Хотя, как бы много не было жалоб, давайте не забывать благодарить врачей и медперсонал. Они сейчас спасают жизни людей и здоровье нации порой в тяжелейших условиях.
— За пять лет вам удалось вернуть людям невыплаченную зарплату на 1,3 миллиарда рублей. Это огромная сумма, но в пандемию встал вопрос не только задержки, но и занижения зарплат. Это продолжается?
Татьяна Москалькова: К сожалению, да. В пандемию выросло количество организаций с уменьшающимися доходами. Предприятия банкротятся, растут задолженности по зарплате. И это несмотря на то, что правительство сделало реально много для поддержки экономики. В 2021 году к нам поступило 2052 обращения по вопросам защиты трудовых прав, почти на 30 процентов больше, чем годом раньше.
Но надо помнить, что омбудсмен может и должен реагировать на незаконные и необоснованные решения со стороны органов власти. Но трудовые отношения возникают у гражданина с работодателем, а он не орган госвласти. И полномочия у нас появляются лишь тогда, когда человек обращается в трудовую инспекцию, суд или к прокурору и ему отказывают. Но сейчас мы изучаем зарубежный опыт, позволяющий омбудсмену реагировать на нарушения со стороны любого органа, выполняющего социально полезную функцию — предприятия, школы, вуза, учреждения здравоохранения.
Иногда мы находим неординарные решения и добиваемся успеха. Например, огромную задолженность по зарплате у ряда обанкротившихся предприятий, в Хабаровском крае пару лет назад, удалось погасить после нашего выезда в регион и официальных переговоров между судебными приставами, прокурором и временным управляющим компании. Был снят арест с имущества, оно было продано, а полученные средства пошли на погашение задолженности по зарплате людям.
Коли зашел разговор о защите трудовых прав, нельзя не вспомнить о новом законе, который вступил в силу в этом году и регулирует правоотношения при дистанционной работе, как принято говорить, на удаленке. Очень своевременный закон. Но по нему возникает много вопросов. И связанных с оплатой труда, и временем отдыха, и возможной ответственностью за прогул. Рождается новый вид трудовых отношений. А ему должны соответствовать и специфические инструментарии защиты. Над этим сейчас работаем.
— Вы защищаете права людей, но обычно за кадром остается чиновник, который их нарушил.
Татьяна Москалькова: Это верно. Хотелось бы большей принципиальности со стороны контролирующих и надзирающих органов. Иногда «круговую оборону» пробить бывает нелегко. И тем не менее грех обижаться, во многих случаях удается не только добиться восстановления нарушенных прав, но и наказания виновных. Они отстраняются от должности, привлекаются к дисциплинарной (вплоть до увольнения), административной ответственности или даже уголовной ответственности.
— Мы проводили «Совет экспертов» по цифровому развитию общества и выяснили, что, с одной стороны, у каждого четвертого россиянина нет своей электронной почты, а с другой, компьютерные технологии развиваются так лавинообразно, что каждый из нас в той или иной мере в них безграмотен. Люди страдают и от цифровой травли, и от утечки персональных данных.
Татьяна Москалькова: Цифровизация — колоссальный шаг вперед и одновременно огромные риски. В первую очередь для сохранения личного пространства, обеспечения безопасности от новых видов преступлений, наносящих вред жизни, здоровью и имуществу человека. В 2021 году количество поступивших в мой адрес обращений, связанных с цифровыми правами, значительно возросло. Они касались защиты персональных данных, отсутствия доступа к электронным госуслугам, влияния на систему и качество образования и т.д. Было немало позитивных писем от людей, которые говорили, что мире цифровых технологий им стало гораздо легче жить. Россияне достаточно продвинуты и быстро осваивают цифровые платформы. Считают удобным, что можно, не выходя из дома, через портал госуслуг или по электронной почте подать заявление о совершенном преступлении. Вместе с тем цифровые технологии еще нередко становятся причиной сложных ситуаций для людей.
Ко мне недавно обратился молодой человек, который не смог поступить в Высшую школу экономики из-за сбоя в электронной системе, хотя сдал все блестяще. Мы занялись этим вопросом, выяснили, что был технический сбой, и парень поступил в ВШЭ. Еще несколько человек обратились с просьбой о том, чтобы данные об их личности были удалены из интернета. Не могу сказать, чтобы они были порочащими, данные как данные. Но человеку неприятно, что размещается информация о его увлечениях или друзьях. Никаких запретов на этот счет не содержится в законе. Так же как и о травле в Сети, от которой особенно страдают подростки и младшие школьники. Практически каждая отрасль права должна содержать комплекс норм, связанных с цифровизацией.
— В России в 2021 году суды вынесли всего 0,37 оправдательного приговора. Что нужно делать, чтобы гуманизировать судебную практику?
Татьяна Москалькова: Председатель Верховного суда Вячеслав Михайлович Лебедев назвал цифру оправдательных приговоров в 2021 году — 2100. Она на 11% больше, чем в прошлом году. Суды, кроме того, еще выносят решения о прекращении уголовных дел по реабилитирующим основаниям. Россия — одна из немногих стран, у которой в УПК есть раздел о реабилитации. Но и здесь не все просто. Важно, чтобы человек получал реабилитацию в полном объеме, чтобы ему были возмещены и материальные, и моральные затраты, если он невиновно пострадал от уголовного преследования или незаконного приговора. Я также поддерживаю законопроект Верховного суда об уголовном проступке. Институт уголовного проступка был у нас в истории еще Российской империи. Он предполагал, что человек, впервые совершивший малозначительное преступление, несет ответственность по уголовному закону, но не считается судимым. Когда дело касается небольшой кражи или преступления с ненасильственными действиями, нарушителю может быть назначео наказание, не связанное с лишением свободы. Но он не будет находиться в картотеке судимых, на нем не будет судимости. А из-за этого ведь могут и не принять на работу, не выдать кредит. Законопроект об уголовном проступке, внесенный в Госдуму, даст шанс осужденному вернуться в общество на равных правах. Но, к сожалению, он несколько лет «висит» и, насколько мне известно, у него пока нет положительной перспективы.
— Нас всех потрясли новости о страшных пытках в тюремной больнице в Саратове.
Татьяна Москалькова: Да, к сожалению, прошлый год поражал нас такими историями — и в Саратове, и в Иркутске. А буквально в эти выходные ко мне на горячую линию пришла серия обращений, связанных с СИЗО № 1 в Карачаево-Черкесии, родственники содержащихся жаловались на грубое отношение, рукоприкладство. Я уже направила обращение прокурору Карачаево-Черкесии, а региональный уполномоченный по правам человека, очень опытная и честная, побывала в СИЗО и получила от людей информацию о том, что были грубые нарушения закона, который, если бы у нас в законе было понятие «пытки», можно было бы квалифицировать именно так. Надеюсь, директор ФСИН внимательно отнесется к информации, полученной от меня и от прокуратуры республики.
— Как их искоренить пытки?
Татьяна Москалькова: В первую очередь нужны законодательные меры. Почти что два года мы с группой правозащитников работаем над законопроектом об усилении ответственности за пытки. И знаете, очень сложно даже произносить само слово «пытки». Еще в Конституции 1993 года появилась статья о запрещении пыток, а 117-я и 286-я статьи УК посвящены ответственности должностных лиц за подобное, но пытки там не называются пытками.
Правозащитники считают необходимым вывести это в самостоятельный состав преступлений и более четко определить, что же это за явление. Сейчас законопроект об этом внесен депутатами и сенаторами в Госдуму и, надеюсь, будет принят. Но любой самый замечательный закон не даст эффекта при недобросовестном или некомпетентном его правоприменении. Поэтому важны дополнительные механизмы на правоприменительном уровне. Министр юстиции Константин Чуйченко и директор ФСИН Аркадий Гостев сейчас самым пристальным образом занимаются этими вопросами. Я знаю, что разработан пакет нормативных предложений, включающий в том числе и наши. Мы, в частности, настаиваем на размещении в закрытых местах видеорегистраторов и хранении данных с них не менее года и лучше на серверах в прокуратуре или в УФСИН по субъекту РФ. Я во время командировок неоднократно натыкалась на то, что видеоматериалов нет: истекали сроки давности или они сохранялись не в полном объеме. Так было в карельской, ярославской колониях и ряде других. Очень важно изменить и систему подготовки работников учреждений ФСИН. Да, там применяется полиграф, заключения психологов, но, видимо, это все не очень эффективно.
Продолжение разговора на Деловом завтраке читайте в «РГ-неделя».
P.S.
Владислав Фронин, главный редактор «РГ»:
Мне кажется, это один из самых действенных «Деловых завтраков». «РГ» тоже в какой-то мере уполномоченный по правам, но читателей. И мы надеемся продолжить с вами не только официальное, но и вот такое конкретное сотрудничество на пользу людям.